Францева скривилась, обожгла инженера испепеляющим взглядом и страдальчески закатила глаза.
– Скептики – самое ужасное для спиритического сеанса! – доверительно сообщила она Самсонову, демонстративно отвернувшись от Цыплакова.
– Нечего тогда было меня звать! – вспыхнул тот. – Я бы вполне обошелся без этого вашего…
Францева не дала ему закончить. Быстрым шагом она направилась навстречу вошедшей в комнату платиновой блондинке. Самсонов задержал взгляд на точеной фигурке и невольно замер, потому что появившаяся в «Табии» девушка обладала просто потрясающей красотой: коротко подстриженные волосы аккуратно обрамляли гладкое, словно фарфоровое лицо с тонкими аристократическими чертами, высокую грудь и выразительные бедра обтягивало темно-синее платье с длинными свободными рукавами, перехваченное на талии широким кожаным поясом с лакированной пряжкой. Туфли на высоком каблуке ритмично стучали по паркету, пока блондинка шла навстречу Францевой. Полные губы, подкрашенные помадой цвета внутренней стороны раковины, слегка приоткрылись, обнажив ровные белые зубки, и девушка проговорила:
– Надеюсь, я не опоздала? Попала в пробку.
Самсонов удивленно приподнял брови: голос у блондинки оказался надтреснутый, и в нем слышались неприятные резкие нотки.
Девушка обвела присутствующих внимательным и как будто даже требовательным взглядом, задержалась на Самсонове, но всего на мгновение, и снова обратилась к Францевой:
– Мне кажется, сегодня ничего не выйдет. Я не настроена. Не знаю, с чего вы взяли, что из меня получится хороший медиум. У меня всегда такое разное настроение. Эти перепады однажды окончательно меня доконают, – все это было произнесено ровным, ничего не выражающим голосом, словно реплику блондинка отрепетировала заранее.
Францева тут же разохалась и принялась убеждать девушку, что все обязательно получится, а затем буквально силой утащила в буфет поить крепким кофе.
– Кто это? – спросил Самсонов, остановив проходившего мимо Власова.
– Хороша, да? – Брюнет сунул руки в карманы спортивного костюма. Его брови выразительно приподнялись, полные губы сложились в трубочку и издали негромкий свист. – Это Левакина.
– А имя?
– Дашка. Но не раскатывайте губу, господин полицейский. Левакина интересуется исключительно шахматами. По крайней мере, в стенах клуба. По-моему, все наши мужики пытались к ней подкатывать, но были отшиты. И довольно грубо.
– Представляю.
Власов понимающе ухмыльнулся:
– Чувствуется стерва, да?
– Она будет сегодня медиумом?
– Как всегда. Францева вбила себе в голову, что Дашка легко входит в контакт с духами.
– И убедила в этом ее, как я вижу.
– Ну да.
– Мне кажется, Левакина – не из тех людей, которых легко убедить в том, в чем они сами не уверены.
– А она уверена.
– Но я слышал…
– Это все поза, – махнул рукой Власов. – Цену себе набивает. На самом деле Дашка считает себя самым что ни на есть настоящим медиумом. Францева ей мозги конкретно прополоскала.
– И что, она действительно общается с духами?
Власов пожал плечами.
– Кто ж ее знает? Да вы сами скоро все увидите. Потерпите.
Он отошел, оставив Самсонова в одиночестве. Впрочем, один тот оставался недолго. К полицейскому подошел Антонов. Приблизив губы к самому его уху, он тихо проговорил:
– Азалия права: взгляд у вас действительно мальчишеский.
Кажется, Антонов постарался придать своему голосу томность.
– Ей виднее, – ответил Самсонов, отодвигаясь.
– Не только ей, – не сдавался Антонов. – Это очевидно для любого, кто…
Самсонов вздохнул.
– Боюсь, Петр, я вас вынужден разочаровать, – сказал он. – Я не по вашей части.
Антонов смутился. Его гладкое, чисто выбритое лицо покраснело.
– Что вы имеете в виду? – пробормотал он, отводя взгляд.
– Вы меня отлично поняли.
Антонов хотел что-то ответить, но передумал и ретировался, затерявшись среди других шахматистов.
К Самсонову подошел Тавридиев. Его маленькие светло-серые глазки секунды две бегали по лицу полицейского, прежде чем профессор криминальной психиатрии открыл рот и заговорил:
– Вы действительно думаете, что подобным способом – я имею в виду вызывание духа убитого – можно найти преступника? Вам не кажется, что будь это возможно, данный метод давно уже применялся бы? – в голосе Тавридиева слышалась насмешка. – Я, конечно, участвую в сеансах Азалии, но исключительно в качестве развлечения. Искать таким нелепым образом убийцу мне бы и в голову не пришло.
– Совершенно с вами согласен, Степан Павлович, – ответил Самсонов.
У старшего лейтенанта была феноменальная способность запоминать любые, даже самые сложные имена и фамилии, и он время от времени пользовался ею, зная, что обращение к человеку по имени-отчеству располагает его к собеседнику. А в работе следователя это было немаловажно: люди, как правило, настороженно относятся к полицейским, даже если ни в чем не виноваты, и стараются побыстрее закончить разговор. При опросе свидетелей это очень мешает. Присутствующие же сейчас в клубе люди были не только подозреваемыми, но и свидетелями, которые могли что-то видеть, что-то слышать, что-то знать, но не осознавать важности этой информации для следствия. Поэтому чем свободнее они будут чувствовать себя в обществе Самсонова, тем чаще и откровеннее они будут с ним говорить.
– Если согласны, то зачем пришли? – поинтересовался профессор.
– Любопытно. Никогда не был на подобных… мероприятиях.
Тавридиев широко улыбнулся.